Глава 13.

Кавказский хребет.

Чем дальше, тем подлее, мрачнее. И тем тяжелее писать об этом, пора заканчивать. Я не симпатизирую ни палачам, ни жертвам: слишком легко они готовы поменяться ролями – и как они находят друг друга?

Причем нельзя, тем более в последнее время, абсолютно все психологические особенности сводить к биологически обусловленным половым различиям. Ничуть не меньше определяют личность общественные половые стереотипы и предрассудки. Именно поэтому здесь так много внимания уделяется современным реалиям. Рассмотренные нами обстоятельства в той или иной степени характерны для любых российских семей. Беспокоя особ успешных, проще привлечь внимание широкой публики, потому что: ситуация настолько опасна, что ее необходимо решать. Как-то договариваться, по-хорошему.

Теперь – к последней главе: к самому типичному уважительному мотиву женских преступлений начала века.

ЧЬЯ-ТО КАРТА БИТА.

Невероятно, но факт: некоторые предприниматели, даже разбогатев и легализовав сомнительные капиталы, предпочитают играть краплеными картами. Именно по этой причине в ломберном зале известного московского казино в субботу случилась потасовка. Два человека ранены, один скончался в больнице от трех ножевых ранений. Администрация казино намерена пересмотреть решение не отбирать на входе у представителей некоторых народов холодное оружие как атрибут их национальной гордости.

«Рублевская правда», 10 ноября 2007 г.

1.

Политкорректность гробит страну. Определенные вещи – насущные – лучше бы сразу обозначить: эту черту переступать нельзя. Чаще всего наше великодушие воспринимается другими как слабость, и используется – как слабость, они наглеют. Приходится потом для исправления угрожающей ситуации, уже из чувства самосохранения, предпринимать усилия, имеющие губительные последствия.

Может быть, беда мужчин – в том, что наши женщины так патологически терпеливы, до необратимых изменений в психике.

Во всяком случае, следует грубо и зримо выжечь клеймом на лбу: у женщины нельзя отнимать ребенка.

Это и есть наиболее типичный мотив тайных убийств последнего времени.

Природа не дала мужчине силы и ответственности родить ребенка. В животном мире самцы при всяком удобном случае питаются своим потомством. Сама мифология начиналась с прожорливого титана Кроноса. Отец – изобретение цивилизации: появилась собственность, понадобились наследники, мужчинам потребовался контроль над продолжением рода. Антифеминист Аристотель провозгласил мужчину осеменителем, женщину – временным сосудом. Природная целостность мира была разорвана. В Древней Греции после развода дети всегда оставались у отца, и нарушить этот закон могла лишь варварка из Колхиды.

Но, поскольку все-таки в большинстве мужчины гомосексуалистами не были, жестокий патриархат смог уцелеть только у бывших кочевых народов, живших набегами и не создававших своей культуры: женщины не так мобильны – рожают, суки. А цивилизация ради самосохранения, путем ошибок, все же уравняла права. Наша православная женщина не была так ущемлена, как западная и тем более восточная, поэтому и феминизм у нас прошел как-то побоку, эмансипироваться особо никто не рвался. Довольствовались теневым матриархатом, пока – как и при зарождении новой цивилизации – пока не появилась собственность. Как положено, наши мужчины поняли вдруг, что они – отцы. И принялись нам навязывать самые жестокие традиции чужой культуры.

Думают, что купили. Женщин. Детей. Страну. К женщине относятся, как к суррогатной матери. Им просто нужны наследники. То есть, полная власть.

Они ничего не знают о женской мести.

2.

То, что сильная женщина нуждается в самце-победителе – это, конечно, мужская глупость. Анна Георгиевна сбрасывала наездников, не успев влюбиться. Ее Руслан нежным одиноким мальчиком таился около – несколько дней, прежде чем предложил проводить до дома. Работали вместе и почти друг друга не знали. Он – заместитель и сын директора, она – PR в московском представительстве одной сибирской компании. Нефть, конечно: они присосались к этой теме. Руслан отучился в Америке, вернулся – невзначай процитировал:

- Из забывших меня можно составить город.

Этим и покорил. В то еще время, когда при проверке документов любой бандит мог оказаться помощником депутата.

Они были слишком разные, этим и привлекательны. Любая наша девушка – женщина с прошлым. Анна была переполнена сдержанной одержимостью, а Руслан осуждал женскую сексуальность во всех ее проявлениях. С мужским высокомерием, по Вейнингеру: нравственный закон открывает жизнь, не зависимую от плоти. У женщин – напротив: безнравственно то, что противоречит ее природе.

Она же воспринимала как издевательство – по сути забавный, обыкновенный кавказский менталитет. Сорок одалисок в раю – какие-то небесные клоны, откуда столько? Или же загробные глюки. Мальчики как-то слишком оторваны от земли, хотя… Украсть невесту – какая романтика? Экономия на самом деле, чтобы не платить калым. Девушку потом все равно никто не возьмет, женись и сажай безвылазно в своем доме.

Что, впрочем, ее как раз не пугало: она бы стала писать. Наши-то мужчины готовы содержать лишь тех, кто для них поет и танцует.

Чего только она не выдержала ради мужа! Разве что не приняла ислам – но сыновей все равно обрезали, всей родней, никто ее ни о чем не спрашивал. Выхаживала раненого Руслана во время очередного передела, вытаскивала с того света. Он стал жесток, когда побывал за гранью, она терпела. Писала с ненавистью к написанному, только так и могла. И в ящик.

Чтобы писать, надо быть абсолютным эгоистом. Должно быть безразлично совсем, как там дела за дверью. Каждую минуту и каждой клеточкой она отвечала за детей. Мужчина в доме по большому счету не так уж нужен, вот и занимается спокойно себе в кабинете этим женским по сути делом. Анне же все одиннадцать лет пришлось подтверждать феномен «культурная анонимность женщины». За ней интуиция и генетически передаваемый интеллект, воспитание, образование, вдохновение – словом, все, что необходимо для творческого развития, а практика – это суета. Женщина рождает мир. Мужчина всего лишь оборудует кусочек мира.

Искусство побеждает смерть. Не техника, не нефть, не финансы – только искусство. Она учила детей всему, что умела сама, темперой рисуя Вагнера, Скрябина – пастелью. Руслан бесился: сыновья не должны приобщаться к женскому делу. Он вел настойчиво к ненависти, к отвращению – от любви. За годы послушания и притворства. Когда мы встретились, уже через несколько лет, она все так же упрямо сама себе противоречила:

- Я знала, что все будет хорошо. Хотя все было очень плохо. Очень плохо.

У Руслана появилась другая женщина: совсем молоденькая, робкая и трепетная, как учили. Анне ее показали, ей даже понравилось, как та заглядывает в глаза. Но от положения, в котором они оказались, тошнило физически. В доме поселилась пошлость: вполне материальное, скользкое существо – как пиявки для Гоголя, в которых он и умер, впрочем.

- Может быть, нам расстаться, Руслан?

- Очень кстати. Всего хорошего.

Она перехватила горло рукой, оказалось – нет, просто воздухом так перехватило горло.

- Через две недели каникулы, мы переедем в Филипповский.

- Иди, куда хочешь. Детей ты не получишь.

- Что?

- Ты больна. Я тебя пожизненно запру в психушке. Хочешь уходить – уходи.

Самое лучшее, что можно было сделать в эту минуту, - выдержать, подчиниться. Она провисла. Все это невозможно. Смерть ходила рядом, всегда. Ночь за ночью стала уходить в путешествие – в сон, где они были счастливы, там, где их не было. В Дезио – в английском саду у подножия Альп, к северу от Милана, они впервые решились говорить о любви. Вечером смеялись (стало неловко!) над расшитыми золотом бархатными камзолами артистов La Scala. Зацепившись взглядом за декольте юной прелестницы в партере, Руслан перегнулся и выпал из ложи третьего яруса. Как только он сворачивал шею, Анна просыпалась. «Итальянцы – комическая версия русских».

Распараллелила дневную покорность и сладкую месть во сне. За годы их супружества нефть поднялась в цене до таких высот, что противостоять халявному капиталу при помощи дешевых законов было бесполезно. Она провисла – в том унизительном, изнурительном положении, когда любое решение лучше, чем никакого.

3.

Талант не принадлежит человеку. Вдруг, как каприз, пропадает голос, замыливается глаз, и вот ты уже беспомощен – ты бессилен, и что бы ни написал – никак. Только бездари этого не боятся.

Ее преследовало постоянное ощущение, что время – тонкий сухой песок и скользит сквозь пальцы. Она накручивала во сне сюжеты, переносила в день, проигрывала с людьми – и ждала решения. В ее положении, как в книге, не будет мужской логики, она отказывается действовать по ее законам. Можно просчитать чужие шаги, но нельзя остановить падение.

Алкоголь – как волшебный ларчик, открывался и обнаруживал в запретных ящиках темные прозрения потерянного сознания. Давал короткую очевидность. Нет, она не сошла с ума. Это мир, видимо, сошел с ума, если столь абсурдны его законы. В порядке бреда рассматривала внимательно портреты Цезаря Борджиа в палаццо Боргезе и Макиавелли в палаццо Дориа, сравнивая достоинства римской и флорентийской школы. Руслана грабили здесь же, на выходе, у белой колонны, закалывали длинным кинжалом. Упавшего, окружали черные женщины в вечном трауре, с черными тенями глаз. Анна живописала. Как-то вместо автографа вывела на холсте: «ad patres».

Ваганьковское - как дом родной. Будто бы перепутаны времена или существуют одновременно. В будущем будем вместе – вечно, значит, были и в прошлом. Уже заранее связаны. Она приходила и просила у них прощения.

Как можно не считаться с миром мертвых? Их же намного больше, чем живых. От них никуда не денешься, просто – пора уже думать о смерти не так, как жертва. Пока сочиняется, следует воплощать.

Руслан уже готовился к свадьбе, купил новой жене кольцо. Она не препятствовала – хотя бы так пыталась договориться. Даже в обществе они еще появлялись вместе. В конце концов, русские и французские офицеры вечером после боя спокойно ходили друг к другу в окопы, играли в карты.

- Делай, что хочешь, Руслан, но я не уйду без детей.

Он пожимал плечами:

- Не уходи. Тебя не найдут.

В доме теперь змеиным рассадником поселился страх, выползал отовсюду – холодный, липкий, шевелился клубком в горле. Старший сын все понимал и бегал за ней повсюду, на минуту боялся выпустить ее руку. Обнимались и тихо, без слез, плакали – прятали от младшего слезы. Они были одной крови, и каждой минутой жизни они были слиты. Расставались только на школьную половину дня, и всю половину дня Анне было только больно.

Он слишком старался добиться зависимости жены: физической, экономической – насилием, контролем, ревностью. Чего он добился? Женщина боится развода, боится потерять детей, страх становится навязчивым и в результате разрастается до таких размеров, что занимает место самого мужа. Желание избавиться от страха приводит к решению избавиться от его причины, и вот уже убийство своего страха – убийство мужа.

Ночью, разглядывая с неровной аппенинской дороги купол Брунеллески над темной громадой Санта-Мария-дель-Фьоре, Анна перебирала и кровь, и яды красочной истории рода Медичи. Стоит вернуться: там подстерегает опасность, таится смерть – под аркадными сводами любой флорентийской улицы.

Месть – древнее священное право личности отстоять свою жизнь и честь. Месть – осознанный, здравый выбор измученной женщины. Ее выталкивают за грань, в мир унижения и отчаяния, где убийство грехом не кажется – только освобождением.

Месть – это посягательство на патриархальные государственные устои. Государство отнимает у женщины право за себя постоять, и в то же время – не защищает женщину. Какой-нибудь Грязный Гарри пачками в день отстреливает плохих ребят, почему же женщине запрещено прикончить своего мучителя, одного-единственного негодяя?

«Бог простит». А мы не боги, мы люди. Вольны прощать или не прощать. Допустимость мести способна предотвратить насилие. Наше государство, наказывая за самозащиту, выступает на стороне насилия, и тогда спасение – месть. Это твоя жизнь, твоя честь, может быть, это твой смертный грех, – при чем тут вообще государство?

Некоторые ситуации требуют обострения ради их скорейшего разрешения. Анна запустила механизм мести, оставив от себя оболочку. Провоцировала жестокость, что не составляло особенного труда, и подталкивала себя тем самым к окончательному ответу.

Как-то в Неаполе, где превосходство женщины действует пять веков, еще со времен Франциска, Анна заблудилась с детьми – намеренно – в переулках старого города. Руслана не трогал – раздражал интерес, который его сыновья испытывали к ценностям древней Европы. В книжной лавке на Ларго ди Кастелло они откопали столетние дагерротипы и хорошую копию фрески Джотто. И приняли приглашение от одного владельца фабрики коленкора ехать на виллу в Портичи, с видом на Искию, в нескольких шагах от моря. В апельсиновой роще казалось, что жизнь прекрасна.

Вскоре Руслан уехал по делам в Рим, Анна с детьми задержалась в Неаполе, она влюбилась. Фабрикант предлагал остаться, вместе с детьми. Она им открыла бы мир. Надо было остаться.

Лучше бы сегодня носила свечку в бессмысленном ожесточении ностальгии, зато под защитой закона Итальянской республики.

Женщины-убийцы редко пересекаются с криминалитетом – они не любят играть по правилам. И правильно делают: их часто ловят на живца при попытке заказа мужа. Дают объявления - провоцируют, кстати, на преступление - наши доблестные органы правопорядка.

Анна переиграла мужа его же оружием - властью. После кончины свекра на компанию мужа смотрели как на добычу разные люди, она определила главного. Нет, даже имя придумывать ему не буду, он не оценит.

Мощный человек, которому все равно, какое столетие, какая страна под окнами и кто там правит. Вернее, кто думает, что правит. Поклонник Омара Хайяма, налил внимательно любимый напиток Анны «Chateau Lafite». Она предложила:

- Хотите – берите бизнес. Пока он не переписан еще куда-то.

- Вы настолько цените своих детей?

Он обо всем знает?

- Это вы оцениваете детей.

Где-то через неделю в нехорошей компании кальянили, играли в карты, началась поножовщина, Руслан погиб. Его противник был ранен и, как выяснилось, невиновен. Трагическая случайность. Многочисленные родственники Руслана – тело еще не остыло в земле - собрались по своим обычаям забирать у вдовы детей, но она уже полностью сменила охрану.

За бизнесом, кстати, никто так и не пришел.

Aut Caesar, aut nihil.

Примечание.

Мужчина, входя в незнакомое общество, изучает обстановку – пространство, пути отхода. Женщина изучает тонкости отношений между людьми, поскольку обстановку создают люди. Управляешь людьми – контролируешь обстановку.

Интересно, это сильная женщина – если другими проще управлять, чем собой?

Люди – такие же карты: у каждого своя масть и своя цена. Их могут подкидывать, они ложатся. Блефуют, как правило, шестерками. И только некоторые, без угроз и криков, собирают убийственный flash royal.

Анна Георгиевна на всякий случай даже составила завещание:

В каждом заложена причина смерти.

Иногда достаточно в легкомысленной болтовне дать наводку представителю криминала – и готово вооруженное ограбление.

Некрасиво подставлять кого-то вместо себя. Если только исключительно неприятного человека.

Если у вашего мужа много врагов, тупо наймите киллера.

Но помните: ваша свекровь будет подозревать вас до конца своей жизни.

Не бойтесь газет, судов и скандалов. У нас не Европа, и скандалы не вредят репутации. Тем более такие изысканные, как подозрение в убийстве.

И поклонников прибавится: мужчины неисправимы, их вечно притягивает опасность. Они рискуют.

Убийство – это игра.

Следует отметить, справедливости ради: Анна Георгиевна не вполне уверена, что виновна в воплощении планов о смерти мужа.