1

Лесбиянки – главная мужская фантазия. Каждому сладко осознавать, как девочкам его не хватает, он придет и всех удовлетворит. Мужчина действительно не понимает, как можно радоваться жизни без фаллоса, о котором у него столько трепета и головной боли. Мужчина действительно верит, что женщины завидуют фаллосу, прочитал – и верит, и стонам верит. Многие даже верят, что женщины от минета кончают.

Третья девушка, для семьи, в Москве сегодня не роскошь, а домашний доктор.  Половина озабоченных замужних москвичек предпочитает развлекаться с подружками, отправив-таки супруга на работу. Мы договорились – но Виктору пришлось расстаться со всеми мужскими мифами. Девушки, даже проститутки, прожженные во все дырки, падали в женскую любовь в совершенно незнакомой ему временной прострации.

Жанна жила неделю. Мы ее подобрали в Химках – надо же было взглянуть на Химки. Они вообще-то обитаемые? Вдоль дороги, в полумраке, у переходов, у складов – мамочки регулируют движение, отправляют по адресу, к послушным стайкам настороженных девочек, ничем не похожих на жриц любви. Они выбирали сами и даже этого не скрывали: как и при обычном уличном знакомстве, девочки отказывались или  соглашались, в надежде встретить своего принца – пьяного богатого импотента, это идеальный клиент.

Напоили – быстро, форсированно, не сговариваясь, тяжелой водкой, Жанна его умотала нежностью, убаюкала. Господи, как не хватает мужчинам простого бабьего тепла, как доверяются они проституткам, показывают фотки, прощают мобильники, ставят в пример стервозным супругам – и засыпают наконец с уверенностью в своей всепобеждающей мужской силе. Это так легко – почему мы от этого устали? Почему ленимся вставить ему соломинку в задницу и надувать, пока его не переполнит гордость? Жанна на этом собаку съела, дерьма наелась, убаюкала – и мы ускользнули в спальню, и все, матушка пропала, работа кончилась, дотрахались до отчаяния, до жалоб: почему с ними так не бывает – с теми, с кем положено постоянно спать?

Кем положено? Это мое тело, кто может им распоряжаться? Даже Бог не может, я оставлю тело в земле.

- Ну что тебе, трудно? Он же у тебя красивый, и много ему не надо, - Жанна курит, курит и жутко напоминает под лиловым фонариком что-то декадентское, никаких дебелых рук, как двумя часами раньше.

- Однажды он меня достал, и я перестала притворяться. Я же с девушкой не притворяюсь, какой смысл? Она меня чувствует как себя, она меня изучает, и не в моих интересах вводить ее в заблуждение. Почему мужчины без нашего притворства теряются?

- Да брось ты. Это у меня работа такая, а в основном бабы лежат бревнами, и мужикам насрать.

- Но у меня же не лежат бревнами. Это же сказка – видеть, как она падает. С мужчинами все предсказуемо, мы сами устраиваем спектакли. Ты ночь отрабатываешь, а я цепляла на всю жизнь. Нет, серьезно. Я должна слышать, что осталась лучшей любовницей в его жизни. Всего-то две вещи умею делать: писать и трахать. Не так уж и много, не такие уж и претензии.

- Надо было выходить замуж за секс-гиганта.

- Не получилось, не влюбилась. Все равно же лучшие любовники – те, кого любишь. И потом, даже отношения не складывались, сплошное жесткое порно: кто кого затрахает. Не постель, а боксерский ринг.

- И кто кого?

- Ты что, я всегда сдаюсь. Они же очень ранимые. С ними надо бережно, все же генофонд нации.

- Знаешь, Милка, - она отвалилась в подушки, зажалась в угол, - эти гиганты, нормальные типа мужики, никогда не обижают. Затрахают в доску, правда, но никогда не обижают. С ними вообще классно: сопли не распускают, не нажираются, дело делают, даже на такси дают. Какая я с утра – до первого мента, прикинь? И паспорта нет.

- У сутенера?

- Да, у Андрея, и деньги тоже. Он хороший. Если бы он мне отдавал, я бы все пропивала и не работала.

- А с ментами как?

- Они тоже хорошие. В Химках вообще как родные: если облава, предупреждают, забирают иногда в ментовке полы помыть, но утром – веришь, однажды даже пивом опохмелили. Я как-то попала на групповуху, дура, как знала, тряслась - и купилась, блин, на студента, на пэтэушника. Они, суки, скинутся и засылают смазливенького. Доехали – до ближайшего лесочка, а там – восемнадцать человек. Милка, ты представляешь? Восемнадцать человек ногами били – для начала. Никогда никому не расскажу, что потом они со мной делали. Я там пролежала сутки, я бы и не выбралась сама, меня ребята нашли, менты. И козлят этих сопливых вычислили. Месяц валялась.

Что они с ней делали, мне потом приснилось, со стороны. Стояла под деревом, курила, сотню фильмов припомнила, которые так тщательно со смаком снимают мужчины. Смотрела внимательно, я честно пыталась понять, много раз пыталась понять: что они испытывают, избивая женщину, они действительно чувствуют себя сильнее? Хорошо, допустим, я начну избивать ребенка… И все, на этом мои попытки хоть что-нибудь понять заканчиваются, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Лес оборвался, и я оказалась в бревенчатом мощном доме: большие, лабиринтами, комнаты, с потолка свисают веревки - толстые, как на виселице, и в каждой петле – юноши и девушки в топиках, переговариваются, флиртуют, я прохаживаюсь, выбираю, кому-то предлагаю мороженое. Но сон закончился, и начался кошмар: Виктора колотило от ревности, к кому – непонятно.

- Суки вы, суки, я же заплатил, убежали, суки! – Ввалился без трусов, стянул  с нас одеяло, его морозило.

- Ну что ты, миленький, ты так хорошо заснул, мы не хотели тебе мешать, - Жанна почти шептала, с проверенным доронинским придыханием, лениво протянула мягкую уютную руку. - Иди сюда, иди, я тебя согрею.

Он еще для порядка поругался, но все же позволил себя уговорить, ничего другого не оставалось. И так неделю. Она отсыпалась, практически сутками, кормили ее в постели, иногда выводили в ванную. Днями я подкачивалась, дописывала статью, Виктор сидел на телефоне, она лежала – неподвижно, глазами в сторону телевизора. Иногда вздыхала:

- Сутер убьет.

И снова засыпала. Даже с боку на бок не переворачивалась. Вечером посылали соседа за горючим, она оживлялась, принаряжалась в мою джинсовую рубашку: платье, в котором она приехала, треснуло бы от такой невозможной жизни.

- Жанка, отдыхай, - Виктор ухаживал за ней, как за богатой умирающей тетушкой. – Как же тебя утрамбовали, если ты даже в туалет не ходишь.

- Я ходила. Сейчас не хочу, там дети.

- Они у бабушки в комнате, спать укладываются. Оставайся у нас навсегда. Милка тебя на работу возьмет секретарем.

- Если только уборщицей, - она улыбается умиротворенно, водку отпивает как воду, причем количество не имеет значения и не меняет ее никак.

- Оставайся, только не опрокидывай меня. Каждую ночь, сволочи, убегаете. Давно не получала в морду?

- Бывает. Месячные не понравятся, например.

- Почему тебе дома не переждать? – удивляюсь я.

- Нельзя.

Мне-то тампаксы как тампаксы, забавно даже, обыграть можно, и таски глубже с открытой маткой. Никогда не влезу в мужскую шкуру, никогда их не пойму, непонимание уже потихоньку бесит. Не стала бы проституткой ни за какие деньги, и дело не в моей, конечно, морали. Мне не хватит терпения, но самое главное – это необходимость трахаться с кем придется. Если я не хочу, то не могу.

Она честно исполняла мой супружеский долг, и лучше бы мне было не вмешиваться: как только мы с Жанной забывались, Виктор взбеленялся, дрался, растаскивал, она послушно переваливалась к нему и усыпляла долгими успокоительными минетами. Убегали и отрывались, делились опытом, провисали и снова сосредотачивались: я пропиталась маслом от тайского массажа, но наконец освоила, а Жанна искончалась на год вперед. Вжималась в меня, как котенок в кошку, робко просилась остаться еще на день и отсыпалась, отсыпалась:

- Работы прибавилось. Ваши мужики вас боятся. С вами нужно считаться, они к этому еще не привыкли. Они же крутые. Кстати, на зоне за лизинг петушат.

- Ага, зато авторитеты любят попадать впросак, ты не знала?

- А где это?

Вообще-то не следует скрывать от мужчины, что любишь женщин. Его это возбуждает, он бьет копытом и прыгает выше головы, исчерпывает все свои фантазии и ресурсы, и потом – это мне особенно нравится – потом непременно пожалеет:

- У тебя просто не было настоящего мужика.