Естественная смерть.

Начнем с приятного и популярного заблуждения. Если в действительных причинах естественной мужской смерти и заподозрено женское преступление, то очень редко расследование приводит к серьезной доказательной базе. Мужчины придумали оружие, но оставили за нами право готовить для них еду. И медикаменты. При самом неблагоприятном стечении обстоятельств, в единичных случаях, применяются:

Статья 109.1 УК РФ. Причинение смерти по неосторожности, до двух лет лишения свободы,

Статья 125 УК РФ. Оставление в опасности, от штрафа до лишения свободы до года.

Глава 1.

Квартирная проза.

СЕРДЕЧНАЯ НЕДОСТАТОЧНОСТЬ.

К сожалению, это – наиболее популярный диагноз последних напряженных лет в среде московских чиновников и бизнесменов. Болезни сердца давно уже стали профессиональным заболеванием в мире денег и власти. Не так уж легко дается сильным мира сего управление нами, слабыми, бедными – но, видимо, не такими глупыми. В истории новой России редкому олигарху удается дожить до пенсионного возраста.

«Рублевская правда», 10 мая 2006 г.

Первый расклад – утраченные иллюзии. Надеюсь, что девушки с иллюзиями читают другие книжки, а лучше - глянец. У нас – последствия. Reality-литература.

Иллюзия – цивилизованный стимул к продолжению рода. Романтика, особенно в детских сказках – щадящая история земной любви. Сказки заканчиваются до свадьбы.

В нецивилизованных мифах – жесткая семейная правда, даже в Пантеоне богов.    

Мужчины и женщины изначально несовместимы в своих ожиданиях от брака. Мужчине нужна «жена напоказ»: привлекательность, секс, обслуживание. Женщине – защита, опора, доверие, материальная устойчивость. У женщины секс вообще не соотносится с будущим мужем, отдыхает мужская пресловутая полигамность. Такой же миф, как «дамские романы», «женщина за рулем» или «вертикаль власти».

Проблема в том, что мы, увы, развенчивая мужские мифы, раскрываем женские тайны.

1.

«Мужчина должен быть старше своей жены» - наиболее распространенный миф: сильная сторона удерживает свои позиции идеологически. Старше – а как еще сохранить идею превосходства мужчины? Добившись с возрастом определенного положения, капитала и, может быть, власти, он начинает тяготиться своей боевой подругой, которая отлично помнит его прыщавым неудачником-инженером. И вот он уже в «Галерее», в каком-нибудь «Vogue-café» - в поисках уважения, устойчивый член бомонда. «Мы в восхищении!» - он нарасхват, к нему прильнула модель.

У них по-прежнему модель – показатель статуса.

Как говорила чем только не искушенная Марлен Дитрих:

- Женщине важнее быть красивой, чем умной, потому что мужчине проще смотреть, чем думать.

И девушкам, научившись краситься, нужно засунуть поглубже свое IQ.

Наши стареющие супермены купаются, как графиня Элизабет Батери, омолаживаясь в крови юных девушек. Правда, та предпочитала девственниц.

Банкир Аркадий, в полном расцвете интеллектуальных возможностей, доволен был всем, кроме своей супруги. Не то чтобы надоела, но определенно не соблюдала субординацию. Советы – ладно, в конце концов дельные давала советы, но тон бы следовало уже сменить. А главное – не желала признавать за ним права на корпоративную внутреннюю свободу. Коллеги-банкиры в его окружении давно решили эту маленькую проблему. Отмахиваясь однажды от очередного благотворительного фонда словами: «Я – атеист», - услышал рядом:

- Так вы, товарищ, от обезьяны?

И от кого услышал? Шалава, моделька, соска. Но она-то точно была от Бога – нежной, неземной красоты.

Поженились в результате довольно сволочного развода и стремительного романа.

Мы потревожим непуганый мир гламура.

Это другой мир. В плазменных бликах, в глянце – полуночный, потусторонний, благополучный мир. Заманчивый, наверное, издалека, внутри – расчетливый и холодный. Культ красоты – жесткий и трезвый бизнес. Там. У нас – использование натуры.

Девушки вывозятся, как сырье. Обработать их некому, красивых девушек намного больше, чем хороших фотографов, и поток с «тюремными тестами» в купальниках гораздо выгоднее отправлять на Запад. Так случилось и с Сонечкой. Поработала в «Metropoliten», что очень удобно – иметь материнское агентство в Париже. Начинала с семидесяти евро в неделю, вышла на двести часов перелетов в год: Лондон, Милан, Нью-Йорк, Токио. Заработала два миллиона, половина шла на представительские расходы, остальное тратила на родителей: они болели, старели, и через три года Сонечка вернулась в Москву – скорее, из патриотических заблуждений.

Оставаться моделью здесь – оказалось, мягко говоря, неловко, Москва – всего лишь перевалочный пункт по дороге замуж или на Запад. Какая-то суета: «школы моделей», маслянистые спонсоры, бесчисленные конкурсы красоты, и толпы, отары овечек – зачем? Чтобы убедиться в собственной привлекательности? Может быть, им мамы в детстве этого не говорили? Для них модель - не профессия, они просто хорошо выглядят, просто замуж напрашиваются наперебой.

В Европе это не так критично, карьера и замужество – параллельные направления. В Европе существуют ступеньки. Общение происходит в основном на своей ступеньке или немножко выше. Общение моделей и принцев крови – постоянное, на одной территории, по крайней мере. В Европе не носят плакат над головой: «У меня все есть». В Москве - носят.

Словом, по возвращении какое-то время Сонечке стыдно было говорить, что она – модель.

Но она была желанна в любой тусовке, этим и жила. Тусовка благоухает, даже без самоиронии. Начитавшись Уэльбека и Бегбедера, встречаются в клубах охотники друг на друга, любители исключительно топинамбура и фуа-гра.

 Избалованная Москва – витрина пафоса и тщеславия. Одиозные арт-проекты возникают, как стихийные явления, на сезон: «Осень», «Зима», «Лето». Безо всякой рекламы, напротив: под покровом ночи, тайны и недоступности. С непонятным входом, известным некоторым по слухам и по сумасшедшей очереди обреченных на face-control, за которым – из ничего: провалы пространства, пиршество, столпотворение, фантасмагория. Промоутеры за сорок разработали почти по Кустурице концепцию вечной молодости и бесконечного обновления, но – для исключительной публики: красивые люди, люди, имеющие возможности, и люди, определяющие общественное мнение. Красивые танцуют, богатые платят, об этом пишут. Длинные ножки должны двигаться, клубы – подиум. Дают возможность богатым посмотреть на красивых, а красивым – заполучить богатых. Фокус – в планировании мест. Мало продать билеты, главное – продать их правильно. «Cristal» за восемьсот долларов пьют не для того, чтобы напиться. Словом, и не пересчитать в Москве привлекательных девушек, благодарных Синише Лазаревичу, который лично – иногда, но бывает – вылавливает из толпы у входа приятные ему лица. Вполне в традициях «Studio 54» в Нью-Йорке семидесятых.

Кстати, и Сонечка познакомилась с Аркадием в клубе «Дяgilev», на открытии «Russian Fashion». Она поняла: этому лучше не объяснять, что она – профессионал, чувствует камеру как собственные руки и сама ставит свет, и ракурс повторяет без зеркала до полутени. Справедливости на свете нет. Принц – это кажется справедливостью? Ничто так не мешает добиться счастья, как желание наивысшего счастья. Половина женщин Америки и Европы одиноки – наверное, верят в своих идеальных мужчин. Аркадий управляет банком и ездит на «Bently Arnage», и это – статус. Для московской модели.

2.

Аркадий дорвался. Торжественно выгуливал ее на «Кубок Кремля», обязательный для птенцов Лужкова. Предложил одеваться у пожизненной нимфетки Цыгаль. Всегда наивно намеревался жениться на женщине без прошлого. Tabula rasa – его эмпирическая мечта, чистая доска для экспериментов по созданию идеальной женщины. Сонечка стала кошкой, купалась в роскоши русского модерна огромной квартиры, из французских окон Остоженки озирая вельможно панораму куполов и кремлевской власти. Она это заработала. Она мечтала: «Вот если бы еще с ним не спать… А лучше бы его вообще тут не было». Девочки, которые разводят банкиров и женят на себе, далеко не овечки, не соски. В койку – и все? На самом деле: утром – мордой об забор. Каждое утро – тысячи, десятки тысяч. Тяжкий, неблагодарный труд. Изредка нуждается в поощрении и заслуживает вознаграждения.

Сонечку всегда удивляла извращенность церковных канонов. Парижские католики, например, охотно отпускали проституткам плотский грех в том случае, если проститутки не испытывали удовольствия. И тот же грех без удовольствия плоти освящается церковью в форме брака. Будничный, повсеместный грех.

Кошка тратит шестнадцать-восемнадцать часов в сутки на сон, от трех до пяти – на умывание. Кошка не знает усталости, ищет ласки. Лень – это наша медитация. Делать чего-то – а смысл? Поиски смысла – основа мыслительного процесса.

- А что я на том свете буду вспоминать? Карьеру?

Признаем честно, положа ногу на ногу: естественные женские взгляды – в конфликте с мужской цивилизацией. Женщине не так уж нужна цивилизация: Клеопатра жила с не меньшим комфортом, с не меньшей роскошью, чем сегодняшние принцессы. Первая легальная «черная царица» не нуждалась ни в сексе по телефону, ни в знакомствах по интернету. Мужчины под себя обустраивают планету. А женщины их используют, как самодвижущиеся механизмы.

Но Аркадий радовался, как мог, поскольку прежняя супруга достала его своим честолюбием. Чем и заслужила нули на выходе, несмотря на брачный контракт, который, впрочем, не имеет никакого отношения ни к Жилищному кодексу, ни к реалиям московской судебной системы. Поэтому с новой женой ограничился гендерным контрактом, свойственным эпохе дикого рынка: кормилец – домохозяйка. Сонечке, пожившей при равном статусе пост-индустриального общества, пришлось смириться с тем, что она успеет состариться, пока это пост-индустриальное общество дойдет до России.

Дочка Аркадия стала ее подругой, он поощрял – конечно, назло жене. Дочка купалась в деньгах, училась в Швейцарии, следила за модой, летала на все «недели». Но мода – идентичность по принадлежности, и в Москве девочка ходила, как дура, в розовых нежно-поросячьих топиках с веселым блеском, в леггенсах ниже трусиков, а по праздникам – в крокодиловой курточке с ядовито-зеленым мехом и, конечно, в ботфортах со стразами. В моде сегодня присутствие силы духа при полном отсутствии вкуса. В общем-то, это и есть гламур.

Кстати: Леночка тянула Сонечку на все великосветские сборища – перезнакомиться, и как-то, на открытии бутика «Cartier», где были все, запрудив Столешников переулок в ожидании Моники Белуччи, Сонечка решила, что хватит. Первые лица обложек, придерживая бриллианты, давили каблуками оцепление громил-охранников, а Моника прошла - в минуту, еле-еле сдерживая леопарда. На миг застыла в рабочей позе для фотоаппаратов. Оскорбленный бомонд долго еще выражал презрение:

- Не такая уж и красивая.

- Потасканная какая-то.

- Могла бы получше причесаться.

Ухоженные стволовые дамы были искренне уязвлены, в самое больное место. Молодость в пятьдесят – их святая иллюзия бессмертия.

- Ну и на фиг мы ее ждали? – резюмировал Сережа Зверев. – Она же не Дэвид Бэкхем.

И посмотрел укоризненно на туфли Сонечки из прошлогодней коллекции «Givenchy».

Что делать, жене Аркадия следовало соблюдать правила игры.

Аркадий любил цитировать слова коллеги-одноклубника Авена: «Богатство – отметина Бога». Чем возмущал ее православную натуру. «Нет, у них какие-то свои боги, мой Бог жалел неприкаянных». А этот как-то уж совсем гаденько, подленько поступил со своей женой. И с Сонечкой наверняка будет то же самое. Неистребима даже в соперницах женская солидарность. Сама же провоцировала их скандалы, подкладывала салфетки, живописала в раковине серебряные волоски… Неужели мужчины действительно верят в невинную забывчивость своих любовниц? И зачем поощряют капризы любовниц, на которых хотят жениться?

Правила игры требовали «Prada» и «Tiffany». Сонечка и не притворялась:

- Я же не Мать Тереза. Жадные – плохие любовники. У них же комплексы одинаковые и в постели, и в магазине.

Мужчинам намекать бесполезно, все нужно проговаривать буквально, прямо. И поступать. Все наши метания вызывают подозрения. Объяснения должны быть ясными мужскому уму, прозрачными, очевидными. Тысячи лет проходит самая тупая отмазка насчет больной головы.

- Я – твоя жена, твоя вывеска. Не экономь на мне, что о тебе скажут?

- И ты не любишь евреев?

Она и не думала. Вообще ни о каких национальностях никогда не думала. Кто хочет, тот и русский. Хотя, наверное, по отчеству можно было догадаться. Она-то как раз восхищалась – к примеру, авантюристкой Сонькой Золотой Ручкой, и всякий раз, бывая на Ваганьковском, несла цветы на ее символическую могилу, сплошь украшенную признаниями в любви. Все-таки в антисемитизме больше еврейских комплексов, чем русской злости.

Помнится, в юности Сонечка влюбилась, как оказалось потом, в татарина, забеременела, а тот: «Нам положено жениться только на своих, на татарках». Это у нас национализм? Пришлось травиться казацким можжевельником до выкидыша.

- А ты еврей? Мне что, попросить прощения?

Чертовы русофобы, их нет на Западе, почему они живут здесь? Зачем они тогда женятся на молодых, красивых и русских? У нас же все неправильно, и живем неправильно, и деньги тратим – чужие или свои – совсем неправильно тратим. Как давно уже замечено прогрессивными девушками, в сотне «Forbes» представители титульной нации отсутствуют. У нас тут и так все есть.

Особенно его бесило то, что возбуждало до свадьбы. Не бриллианты, нет: при случае их всегда можно продать или заложить. Раздражали такие непонятные вещи, как, например, колготки – разных абстрактных расцветок: штопать и стирать их нельзя, приходится менять. Крема. Абсурдная одновременная страсть к шоколаду и к фитнес-салону: где логика?

- Дело же не в стоимости абонемента, но: если ты готова к физическим нагрузкам  до десяти часов вечера, то этим можно, напротив, неплохо зарабатывать.

- Даже до пяти утра, дорогой, в стрип-клубе.

Сам он вполне обходился дома двумя футболками: «USA» и «СССР». Учил ее политэкономии. И, как и все банкиры, испытывал нравственные мучения от полового влечения к классово чуждому объекту в нарушение заповедей Арона Залкинда.

Сонечка созревала на глазах. Я-то замечала, а он – нисколько. Обычная мужская самонадеянность: веками проходило, у всех проходит, в привычном молчании ягнят. Он был уверен, что обломает – как обламывал партнеров и подчиненных с куда как более угрожающими амбициями, обламывал мелко и методично. Именно за это его и ценил хозяин: банк работал исправно, как швейцарский хронометр. Правда, Сонечка требовала больших усилий, ее приходилось бить. А что поделаешь? «Я сам – подарок». Щедрость – предательство мужского клуба.

Ни один банкир не верит своей возлюбленной. Если не хватит мудрости – будет садистом. Он не верит, что девушка может любить его просто так, ему нужны сверхсильные доказательства: боль, унижение, страх. Он хочет знать, до какого предела он может дойти, не оставшись брошенным. Пока выдерживает – может быть, она и любит. Любит – это значит несмотря ни на что. Только это заслуживает вознаграждения.

Он сделал все, чтобы Сонечкин мотив превратился в цель: красивый роман – в погоню за его богатством. «Лишу всего. Останешься без копейки, с волчьим билетом: я тебе лицо сожгу». Он мечтал ее изуродовать, но следовало показывать. Всерьез подумывал: демонстрировать - по фотографиям, виртуально. Дарил подарки после каждого рукоприкладства. Он убедил, что будут дни почернее, и побои превратились в заработок, в единственную возможность заработка на черный день. Сонечка наконец поняла, почему у нас любая банкирша обвешана бриллиантами - как мусульманская жена, которая обязана по первому требованию уйти от мужа в чем есть.

В разных, казалось бы, глобальных культурах – одинаковый страх перед женщиной, одинаковая маниакальная страсть держать ее в повиновении. И подчеркнутое уважение к старшим женщинам, не представляющим опасности. Три мировых ветхозаветных религии – от древне-иудейской традиции: общественная – мужская сфера, а домашняя, закрытая – женская. Женщина - пассивная, спокойная сила, вызывающая почти мистический страх. Оргатанатос – фатальный оргазм, у нас – анекдот: вагина с зубами. Отсюда мужская склонность к оральному сексу и социальной активности: преодоление  природного женского превосходства.

Сонечка все понимала, но все же поддавалась на провокации.

- Он бил твою маму? – докапывалась она до Леночки.

- Да ты что?! Она и так страшная.

Леночка не любила маму, любила папу.

Можно сколько угодно исследовать насильников и маньяков, каждый утверждает искренне, что женщина сама виновата. Живут в аутизме – не обращают никакого внимания на противоречия своего мышления с действительностью. Виктимное поведение в нашем случае – агрессия. Особенно характерна агрессия тупая, даже пассивная: мужчина в большинстве случаев и не подозревает, что его поведение может вызывать несогласие, тем более – смертельный протест.

Переломилась эпоха – тектонические надломы, сдвиги, но они продолжают жить так, будто именно для них существует мир, в сервисном наборе включающий женщин.

Если еще можно было сдерживать себя в скандалах, то в постели – нет, доходило просто до вагинизма. Жена же не психотерапевт, для которого вы – подопытный кролик и которому, по сути, глубоко безразличны. Не психотерапевт, оторванный от реальности в чистое подсознание. Она чересчур измотана бытовым общением, и терпеливая тактильная лесть слишком грубо и зримо наталкивается на неблагодарность. Выдержки не хватает. Муж-пациент: женщину это ранит. Прежде всего.

Всегда в основе женского преступления – глубокая рана, повреждение женской сущности. И если убийство – самый очевидный выход, убийство рано или поздно произойдет.

3.

Кошка – хищный зверь: ее заводят, чтобы она мышей убивала. Сонная, холеная, сытая, всегда сама по себе – она никого не любит. Аркадий всегда мечтал завести собаку, ему даже снилась поначалу панорама Нового Орлеана: кошки разбежались, как крысы, задолго до урагана, их просто не было, и повсюду в размытых обломках города – разваливались трупы собак. Как в какой-то сюрреалистической декорации к болезненным фантазиям Теннесси Уильямса.

Легче разрушить город, природу изменить невозможно. Поступки – можно, но не природу. О нас вообще нельзя судить по поступкам.

- Если бы не твой старческий маразм, через десять минут я должна была быть в Останкино, - она замазывала тоном бланш (опять Новый Орлеан!) и, кажется, кипела от злости. – Клоака. Короче, жопа.

На самом деле: радовалась, что никуда не надо идти, а на столике – новое колечко «Chopard». «Мне ничего не надо, милый», - значит, она хочет все. Наверное, могла бы вырваться, навсегда, и давно укладывала неповседневные вещи не на полки, а в чемоданы, но как только сходили ссадины, Сонечка почти в дверях будто бы провоцировала выяснения и скандалы.

- Отправишься пешком по Казанской железной дороге, дешевка, шлюшка с обложки. Сучка неблагодарная.

- А кто ты есть? Ростовщик, процентщик. У нас процентщиков топором – раскольники. А ты, к тому же, старый козел.

В последнее время у нее куда-то стало пропадать великодушие. Чтобы быть доступной мужчинам, красивой женщине приходится сдерживаться во многом, находиться в постоянном напряжении. Она устала. Расслабляясь, тихонько мечтала, как муж наконец умрет. Увлекаясь, планировала вендетту.

- Зачем же ты кормишь козла виагрой? Где логика?

- Если бы я владела логикой, милый, я бы давно тебя убила.

Логика – стандартные правила решения. В нестандартной ситуации побеждает игра без правил: абсурд или парадокс. Любовь – это всегда нестандартная ситуация, ее завершение – абсурд. Убийство – разрыв абсурда.

Если развод оставит тебя ни с чем, и вся предыдущая жизнь – напрасна, а будущая – немыслима с настолько раздавленной самооценкой, то развода не может быть, это исключено. С одной стороны – сценарий собственной жизни, с другой – маленьким эпизодом – всего лишь чужая смерть.

Грех? Дело бывает таким, каким его представляют. Сами мужчины подсказывают ходы: живут, не считаясь ни с чем и ни с кем, будто бы им все позволено. Достаточно подтолкнуть. И тогда эта смерть – осознанный выбор мужчины, а вовсе не грех измученной слабой женщины. Он должен был знать, чем это может кончиться, и шел на это. Это его грех.

Ничего не поделаешь, чувствительной женщине в планировании убийства никак не обойтись без софистики.

Всегда так бывает: переживаешь заново точки отсчета, моменты выбора. Как говорил неподражаемый Николай Фоменко: «Даже если вас проглотил бегемот, у вас осталось два выхода».

Парижское Рождество, с зелеными газонами и весенним солнцем, ничем не похоже на наш национальный, пасмурный похмельный озноб. Нам даже не до подарков – после разорительных новогодних праздников.

По дороге к дому на Пляс Пигаль Сонечка собирала цветы, будто бы гуляла по саду: дарили встречные. Какой-то веселый парень в потертой замшевой куртке – коснулся ее  на узкой уличной  лестнице, пригласил в Musee d’Art Moderne на выставку своего друга. Сонечка улетала с утра в Москву и хотела побыть одна. В самолете затосковала: летела и смаковала его потерянный взгляд. Влюблялась.

Чтобы отвлечься от сожалений, стала листать журнал, и сразу же – фотография: ее случайный знакомый оказался художником, известным даже широкой публике.

Конечно, она жалеет, что не сдала билет. Успела бы еще, вернулась через пять или десять лет, в эту странную, больную страну Россию.

На ее счастье Аркадий оказался ипохондриком, оставалось только исподтишка усугублять печальную склонность. Нормальный весенний насморк лично ему грозил пиелонефритом, потливость немедленно вызывала боли в правом боку и подсаживала на желчегонные травы, от поноса или запора бежал к проктологу (почему-то боялся именно аскориды), но Сонечку все это не обнадеживало. Другое дело – сердечно-сосудистая система. Через полгода особенного сочувствия и внимания она своего добилась: синюшность кожи, одышка, отеки – составили смысл его жизни, и самые  высокооплачиваемые кардиологи чем только не расширяли диагноз «сердечная недостаточность».

Мужская агрессия – животная вспышка, со множеством выработанных табу. Женская жестокость – целенаправленный акт: точный расчет и полное отсутствие жалости. В истинной женской жестокости мотив не играет роли (ни месть, ни выгода), важнее – ненависть. Женщина отличается ответной агрессией: чудовищной жестокостью, но – ответной. Надо уметь так достать.

Сонечку особенно интриговал классический постельный пример Мадонны.

Выяснения нагнетались с продуманной регулярностью, увеличивая дозы успокоительных средств, с переходом в бурное примирение: по несколько часов эрекции от инъекции алпростана. На завтрак – тэнтекс вперемешку с сердечными препаратами, в день Святого Валентина – подарочный кейс с отделением для фармацевтики. Все это наполнило жизнь Аркадия глубинным смыслом: он терзал свою женщину как хотел, и ночью, и днем. Самую красивую, может быть, в Москве женщину, в его кругу – точно. Коллеги-коты облизывались, а он ее катал ногами по полу, и в постели – затрахивал до посинения, как большой белый господин. Извивалась Сонечка, орала кошкой, стелила мягко, даже торжественно – сладкую дорогу в рай. Он собственной рукой вводил себе покой, поглаживая член, на котором не было живого места. Она готовилась и даже с нежностью смогла обнять обмякшее, опустошенное, уже уснувшее тело.

Пожалела только, что страхование жизни на серьезные суммы у нас не развито. Нету ни одной задницы дороже, чем у Дженнифер Лопес.

Хотя – зачем Сонечке столько денег, она и сама не понимала.

Примечание.

Из различных техник любви выделяются в отдельную категорию техники тайского массажа. Задолго до изобретения медикаментов восточные врачеватели умели отлаживать работу сердечной мышцы - как и любой другой, усиливая или замедляя. В руках доморощенных народных целителей, случается, наступает полный паралич сердца.

«Ангелы смерти» не доверяют чужим рукам. Впрочем, жестокость наших старых мужчин порой заставляет задуматься о принятии закона об эвтаназии.