Идентификация женщины.

АФИША.

Эту презентацию нельзя пропустить, хотя потрудиться придется – все приглашения уже разобраны. Главная тема пластинки попала во все ротации, но не ответила ни на один вопрос, напротив – возбудила множество новых.

Как и всякий типичный представитель деклассированной богемы, наша девушка по-прежнему избегает классово чуждой лирики и стебается в текстах над собственным трагическим музыкальным пафосом. Это первая ее пластинка после нелепой смерти ее супруга. Кажется, ее не трогает положение богатой вдовы.

«Рублевская правда», 5 апреля 2007 г.

1.

Чем больше дама напоминает болонку в бантиках и кружавчиках, тем меньше уверена в своей женственности, увы. Как и мужчина: небритый, потный, в металле, в наколках, в коже, - как ни прискорбно поклонницам крепких мачо, он только подчеркнуто  старается казаться мужчиной. Вполне возможно, борьба полов – всего лишь борьба стереотипов, которых естественные, уверенные в себе люди не придерживались никогда. Практически андрогины: им нечего делить и доказывать, отсюда – широкий поведенческий репертуар и высокие творческие запросы.

Малинка хулиганила и пела с детства, прославилась легко и рано: потрясающей сексуальностью, которой все меньше на русской сцене. Делась куда-то сексуальность. Перешла в блестящие грезы папиков. Распались девушки: в массовых количествах – поют для папиков, и только некоторые – для себя.

Фактура была востребована – это факт. Отвязный, расхристанный trash-glamour в угоду татарско-еврейскому буйному темпераменту. Какая альтернатива? Чему? Никакой крамолы. Без помпы: ритмичный свет и струнный квартет.  Уже прижился симфонический антураж после Земфиры и Лагутенко. Классика и реальный рок одинаково альтернативны официальной сцене.

Никого не трогают, социальным протестом не докучают, ушли в себя: в надрыв, в нестандартную любовь и боль. В такую любовь, что не укладывается в телевизоры. В нервной пластике, в рваном живом голосе – неслыханная внутренняя свобода. В наслаждении собой и своим одиночеством, доведенным до приятного абсолюта.

Брутальные девушки с гитарами все чаще лишают надежд.

Ей вообще не следовало выходить замуж. Она всегда предпочитала девчонок, таких же жестких и неприкаянных, как сама. Волком выла потом – потому что коса на камень, но все равно влюблялась. Женскую любовь нельзя опустить до простого притяжения противоположных гормонов. Заигралась. Рано начала выступать, и поначалу объявлять себя lesby-girl было весело и удобно: так проще избегать неприятных ощущений в потном и плотном кольце продюсеров, проще было отказываться. Потом всерьез: затошнило от люрекса на клонированных нимфетках, которых крутили хором сутками, жизнерадостно. Или второй обман: отовсюду – маскулинные педерасты. И еще - новая мужская игрушка: вялый олигарх-рок. Женская любовь – кажется, протест поневоле. Личный, безнадежный, но твердый.

Попадала в переплеты, во всякий раз одинаковые переплеты. Пережила две чудовищные чужие истории, и если б не они, никогда, никогда бы не задумалась об убийстве.

Ей не следует, такой свободной, тянуться за каменную стену, никогда не следует: она разбивает стену. Случилась любовь с молодой женой стального магната из «золотой сотни». Подруга осыпала деньгами, потом – совместными творческими проектами, потом – душила, давила. Все шло к разрыву, но было поздно, магнат не понял: после развода оставил только свой заезженный «Jeep Cherokee» и двухкомнатную квартиру на Пресне, но главное – он отобрал сына.

Вторая любовь Малинки случилась с дамой самодостаточной: та возглавляла холдинг, издавала пакет из нескольких гламурных журналов. Светились вполне невинно, пиарились грамотно. Но при разводе муж отобрал у подруги дочку и, естественно, холдинг.

Она запретила себе любить. Снова вернулась с «Веранды у Дачи» на веранду в «тоннах». У рок-музыкантов нет домов на Рублевке. Неформатам много не надо: писали музыку, пересекались – пили текилу, изредка вяло материли Козырева с «Нашего радио», собственно, и выдумавшего формат. В отличие от виртуальной, настоящей музыке осталась настоящая сцена, реальная: фестивали, клубы.  И поклонники кислотной культуры – та же самая, кажется, золотая молодежь, выращенная под родительским гнетом джаза. Теряли девственность и приобретали мужество в суровой «Горбушке», сегодня – тоже: в какой-нибудь «Точке», в каком-нибудь СДК МАИ. Кухня – не взыскательнее, чем потертая закусочная «ФаСоль» в полузапущенном Доме композиторов, совсем не для модных композиторов.

Андеграунд полный, Серебряный век никуда не делся, скорее воскрес – на сцене. По-прежнему вкрадчив и изящен Вертинский, тот же дебошир Маяковский, и так же сами в себе Цветаева – Парнок, сладкая парочка декаданса. Все повторяется, и даже не в виде фарса, фарс оттянула попса, ставшая вдруг, неожиданно для самой себя, официальной правительственной идеологией.

Если даже любимая дочь нефтяного гиганта – Алсу, конечно, - каждую ноту и каждый шаг подчиняет своим продюсерам… Малинка шокнулась, услышав ее на юбилее Димы Четвергова, лучшего в Москве сессионного гитариста: без телекамер принцесса пела дьявольский блюз на непереводимом, чистейшем английском слэнге, импровизаторы-музыканты едва успевали за перепадами вокальной свободы.

Живая, живая музыка.

- Лучше один раз в год выступить перед олигархами в Куршевеле, чем каждый месяц – отчетный сборный концерт в Кремле, - резала Малинка особо праведным журналистам. По дороге из «Les Aireles» в «Les Caves» присмотрелась, плюнула и вышла замуж за наиболее богатого и наименее противного из своих поклонников.

И стала писать для себя.

Посадила девочку на телефон с единственной целью – пресекать всяческие интервью. Общественное мнение ей всегда было безразлично. Чего оно стоит? «Если я скитаюсь для добрых дел, это никому же не интересно. Если я пойду и убью кого-то, об этом напишут все газеты». Очень скоро превратилась в выдуманный, кажется, персонаж. Бродяжка-бунтарка, «Ложный огонь» молоденькой Анджелины Джоли, настолько хороша, что ей никого не надо. Словом, могла бы. Странно: любая власть нуждается в собственной мифологии, а эта – даже не потрудилась создать ни одного героя.

- Ну да, конечно: у этой власти может быть только один герой, - похохатывали в «Б-2».

Наконец под окнами совсем растаяла кучка нетронутых фанаток.

- Только одного хочу: чтобы все оставили меня в покое.

2.

Муж ей достался импозантный и импотентный, и слава Богу. Очередной мужской оправдательный миф, где фаллос – фетиш. На самом деле чаще всего мужская импотенция жен устраивает, с древних времен это было едва ли не единственной возможностью для женщины просить развода. Как было с мужчинами спорить, если Генрих VIII мог, не добившись разрешения на развод от Римского Папы, целую страну обратить в другую религию? И генный опыт женщины обычно препятствует излечению ее супруга, подчас невольно, из опасения потерять его, когда он вернется к жизни. Импотенция – стабильность отношений: зависимость мужа, терпимость жены, оправданность ее шалостей и лихого пьянства. Малинка не злоупотребляла, просто ценила. Ценила возможность прятаться в студии. Чтобы не травмировать, прикидывалась фригидной, и муж доверился, поверил, что имеет над ней контроль. Даже с экрана - красуясь в обзоре BBC о Российском экономическом форуме в Лондоне. Выкупил у продюсеров, у record-компании ее контракты. Завел в приятелях главного идеолога Администрации – елейного, ласкового инквизитора Торквемаду. Установили холодный и мрачный мир.

Подарки и рауты ей были по фигу, писала музыку – но одна. Пригласить ребят, разложить какофонию на партии и свести дорожки – нет, ничего не было, все было не то, она даже не предполагала, какие и зачем понадобятся инструменты. Экспериментировала с «Martelle» и синтезатором. Смакуя vibrato, изнасиловала старенькую «Stratocaster».

Появление сильной руки было неизбежно. Правая рука мужа – Бэла, вице-президент компании. Они познакомились на одной из корпоративок, которые обе ненавидели, каждая по своей причине. Бэла увлекалась властью, манипуляциями и эзотерикой, носила камни, но это ее не портило. И снова – взяла ее жизнь как-то по-хозяйски.

Во-первых, лично подобрала Малинке телохранителя, девушку. Стройненькую, но мощную, с кубиками на животике, как у мужика.

- Девушку? Чтобы супруг не ревновал?

- Это твоя жизнь, не мужа. Ты – певица, ты вне закона, ты живешь в иррациональном мире. В нестандартной ситуации мужское левое полушарие не работает, тормозит. Логика не работает. Выдает старые ответы на новые вопросы – и все. Только женщина в долю секунды может все перевернуть вверх дном – разумеется, в твою пользу.

Вообще-то если и следовало ревновать Малинку, то к девушкам, но именно данное обстоятельство мужчин не трогало. Наивные все-таки у нас мужчины.

- Чему завидовать? – смеялась Бэла. – Пенис? Такой же атавизм, как аппендикс. Зависть – это как раз у мужчин, к чужому. А девушку он не будет считать соперницей.

- Помнишь, была такая олимпийская чемпионка, Инга Артамонова? На Ваганьковском у входа целый мемориал, - возражала мечтательная Малинка. – Муж ее зарезал, когда однажды застал в постели с подругой.

- Ты еще старообрядцев вспомни. А мужа того потом, между прочим, зэки сожгли в соляной кислоте. Первый девичий брак в штате Мичиган зарегистрировали еще в XIX веке. Люблю баптистов, они простые. Девочка, мужчина – функционер, он хорош в своем функциональном значении. Научись исповедовать принцип дополнительности мужчины. Амазонки, наши южно-русские предки, применяли мужчин исключительно для продолжения рода и работы по дому.

И, во-вторых, Бэла методично и сладострастно принялась обучать Малинку по законам Kabbalah на собственном теле вскрывать эманации зла. Использовать в полной мере естественное свойство человеческой психики – планировать свободу и безопасность. Утверждаться – помимо мужа, помимо мужского общества – в самоидентификации по Антониони и Бертильону.

Откуда такая болезненная любовь в бодром здоровом теле? Зачем вообще говорить о том, что внутри все плохо? Не видит никого вокруг, улыбка блуждает. Слепнет на сцене, когда к великому счастью окончательно забывается, и в этом хотя бы похожа на Эдит Пиаф, которой вместо молока в детстве бабушка подливала вина в бутылочку. В тонкой струнной гармонии вылавливает ноту тоски из бесконечности – в отсутствии границ восприятия. С тайным страхом: разучиться ощущать ускользающее. Препарировала Magnificat Монтеверди – совершенно напрасно. Однажды громила студию: все, что пишется, не имеет отношения ни к ней, ни к миру, вместо музыки – тягостный диссонанс.

Все душили, и муж, и Бэла – скорее, своим отсутствием. Малинка задыхалась в постели от необходимости любви и свободы. А иначе незачем вставать, выходить из дома – зачем? Незачем просыпаться. Ее крутила реально ломка, что встречается довольно редко: невротическая связь высоких потребностей с низкими системами организма.

- Послушай, Бэла: нам необходимы перемены, пусть даже к худшему.

В китайских иероглифах разыскала «кризис», вычертила тушью, вывела не плече тату: «кризис» - опасность и возможность.

3.

Супруг напрашивался на отвращение, будто бы нарочно, старательно. Ехидно смеялся, обыскивал шкафы и ящики письменного стола. Возвращаясь за полночь, озирался:

- Ты снова все переставила!

Ревновал:

- Озабочена бессмертным! А мы, деловые люди, конечно, ерундой занимаемся.

Конечно, какой-то ерундой.

Пугался зеркала, потом вглядывался по часу. Сварливо скулил: все подсиживали, все пакостили, ненавидели. Доводил до бешенства: доказать ему любовь – как? Если он дотошно и планомерно обгаживал даже благодарность? Нарывался на резкости и сразу же затихал: на работе явно ему не хватало резкости, в большом бизнесе – на редкость вежливые враги. Не бывает олигархов без паранойи.

- Я знаю, - выдала Бэла. – Эндогенная депрессия, маниакально-депрессивный психоз, немножко по-бабьи. Мой однокурсник пытался его лечить гипнозом.

В первом образовании Бэла была психологом, некоторое время практиковала, что, несомненно, впоследствии способствовало деловой карьере.

- Он не опасен? Не хватало еще ходить измордованной, как какой-нибудь Валерии или Жасмин. Не настолько же я опопсела.

- Бить не будет, но при разводе все отнимет. Мстительный до мелочи, я же говорю, по-бабьи. Перекроет каналы в этом гребаном шоу-бизнесе.

- Они и так перекрыты.

- Ты сама захотела – это одно, и совсем другое – если не сможешь петь, потому что он этого не хочет. Да успокойся. Он больше тебя боится огласки. Обхихикают.

Малинке вдруг показалось, что публика «Республики Beefeater» уже хихикает. Терзала мясо, как женское покорное тело, а что поделаешь? Заматерела в нашем прерогативном мультиоргазме. Женщину терзать можно бесконечно, мужчину – всего лишь часто, отсюда их вечные нервозные похождения. Если они так и останутся при своих секундах семяизвержения, женщины вскоре совсем утратят к этому всяческий интерес.

- Ты думаешь, я не управлюсь с компанией? Пять лет уже управляюсь, - шептала Бэла. – Твой благоверный только тусуется с тосунянами. Достали меня топ-менеджеры: метят офисы, как все самцы, я лоб разбила об эти стены. А как они могут со мной дружить? Со мной – представь? В сауну пригласят с блядями?

Действительно, как-то мелко. Но вся подноготная Бэлы проступала наглядно: она собиралась и в постели, и в деле занять его место. Малинка была бы не против. Мы все хотим получать наслаждение и избегать страдания.

- Ты знаешь, чего тебе нужно. Ты воспринимаешь музыку как непосредственную реальность. Музыка должна соответствовать миру, иначе ты будешь мучиться. В состоянии равновесия ты не будешь противостоять кому-то, не будешь выстраивать защитных стен. Ты должна использовать свободу воли для достижения своей цели. Скажи себе честно: муж тебе совсем не нужен, его программа – раздражать людей перед смертью. Он сам себе противен, тебе противен, он хочет умереть – он умрет. Абсолютно все предопределено, и свобода воли – только в ускорении к заранее заданной цели по заранее намеченному пути.

- Он хочет умереть?

- Панически.

Малинка недоумевала. Болезненно самовлюбленный павлин хочет умереть? В самом деле, она была слишком поглощена своим глобальным несовершенством.

- И ты ему поможешь?

- Он давно уже живет в гипнозе.

- Эзотеричка. Ты же чудовище. Жирная Шарлиз Терон.

- А ты привыкла к тому, что твоя любовь слишком дорого обходится твоим девушкам? Не старайся своим состраданием осудить жестокость Творца.

За соседним столиком почти дразнила, почти вдохновляла на легкий блюз чертовски привлекательная мулатка. Пожалуй, не следует думать о смерти. На самом деле Малинка слишком любила жизнь.

В свадебном путешествии муж завернул Малинку, равнодушную к радостям праздной жизни, с Лазурного берега - в долину Луары, по рыболовецким и винным хозяйствам своих старинных приятелей, в Турен, Орлеан, Анжу. Двухчасовые французские обеды ее умиротворяли. В деревянной хижине у самой реки подавали карпа au vin rouge, за раками бегали тут же, в запруду за садом. Вкуснее она никогда ничего не ела. И хохотала над говорливым поваром, которого пугало, что в мире так популярны французские рестораны.

Ей захотелось напялить фартук и встать к плите. Не уезжать никуда, кормить крестьян в рыбацком поселке. Придумывать странных смешных чудовищ и вырисовывать на стене. И не слышать музыки.

Если музыка вползает змеей под кожу, и ранит, и червоточит: перекатимся клубком за край, передавим вены, удавим. Любовь бездонная, провальная, даже не друг в друга – в себя. Ничего не надо. В маленькой комнате, в большом городе – обреченная, бессмысленная любовь. Это немного. Совсем ничего. Это невозможно.

- Да брось ты. Меньше всего он думает о том, как нам помешать. Знаешь, что такое «жизнь в гипнозе»?

- Я сама живу как в гипнозе.

Малинка всегда подозревала самое худшее, но ей это нравилось.

Впрочем, она выяснила, что «жизнь в гипнозе» не пересекается с обычным сознанием. От сеанса к сеансу гипнотический опыт развивается параллельно текущей жизни. Его потаенный смысл блокирует постгипнотическая амнезия, но действия, заданные внушением, человек тем не менее выполняет, бессознательно, находясь при этом в абсолютно здравом уме. В солнечный день выйти на балкон с раскрытым зонтом – хрестоматия, классический эксперимент Фрейда. Бэла баловалась с наслаждением, разыгрывая над общим с Малинкой кроликом целые комические спектакли. Он мастурбировал на зажатую в углу кухарку, прилаживал петлю в офисе своего заместителя, плакал на общем собрании акционеров. Даже как-то неловко стало вспоминать традиционные музыкальные эксперименты с изменением состояния сознания при помощи LSD. Единственное «но»: нельзя внушить человеку действия, которые он ни при каких обстоятельствах не совершил бы в действительности. В данном случае Бэле даже не пришлось обходить цензуру, следовало только нравственно укреплять устойчивое, но трусливое стремление к суициду.

И когда это произошло наконец, при незаинтересованных свидетелях, окружающие вздохнули. С немалым облегчением: и партнеры, и в особенности первая его семья, с которой он совсем некрасиво обошелся. Деньги и имущество Малинка с ними поделила поровну, управление их долями и всей компанией досталось Бэле. И наша девушка, разбившая прежде немало чужих благополучий, осталась запертой в студии, как в хрустальной башне, неприкосновенным отшельником. Перестроила этаж в готику – во внутренней динамике пламени. Нести свой тяжкий рок. Сиплым шепотом.

Бэла наведывала иногда, радовала и не досаждала.

Примечание.

Зомбирование мужчин женщинами весьма распространено из-за невозможности серьезной доказательной базы. То, что у специалистов называется нейро-лингвистическим программированием, у серьезных людей вызывает смех. Особенно у адвокатов. Следователи отмахиваются и ничего не возбуждают, срабатывает «эффект глухаря»: безнадежное дело портит статистику.

Кстати, у близкой подруги Бэлы произошел истинно вопиющий случай: на Крымском мосту, при огромном скоплении свидетелей, она побудила супруга броситься вниз на спор. Это высший пилотаж, работа настоящего виртуоза.