- Не вздумай, она же факер! – он готов каждому, кто приходит в дом, раскрывать глаза на мою гнилую сущность. Оттаскивает за шиворот программиста, которому вздумалось порисоваться домашней страничкой своей девушки в Интернете. Фотомодель, наполовину казашка, приехала год назад покорять Москву. Все-таки так удачно смешивается иногда кровь, завораживают волшебные восточные глазки.

- Как ее зовут?

- Лиана.

Кажется, с комочком в горле от гордости выводит мне последнюю фотосессию.

- Пригласим ее?

- За ней надо ехать.

- Давай. Я мясо пока пожарю.

У девушки нет ключей, на окнах – решетки: он бдительно бережет свое неожиданное мужское счастье.

- Пусть развеется, она почти никого не видит.

- Я тебя предупредил, - отмахивается Виктор, не отрываясь от монитора.

Сережа косится на меня с недоверчивой вежливой улыбкой:

- Ты хочешь сказать, что вы трахаетесь лучше мужчин?

- Конечно. А с вами спим по многим другим причинам.

Люблю готовить, а есть – не очень. Ради знакомства балую корейской кухней, острота которой поначалу таится, потом томит. «Готовить ты умеешь, - жалуется обычно Виктор, - больше ничего не умеешь». Больше ему ничего и не надо. Путь к сердцу женщины намного круче. Она сбегала поначалу тайком: выскальзывала, когда их матушка соизволяла вернуться отобедать с работы. Зарывались в заросли на пруду, от шампанского Лиана зверела и плевать хотела на то, что на наши крики откликались проплывающие фотовспышки. Любители рыбной ловли угощали копчеными на костре карасиками, мальчишки бегали за вином. Она отстреливалась полуслепыми глазками и разгоняла зрителей убойным бесстыдством, извиваясь водорослями по телу. Пальчиками, которыми училась читать по Брайлю, чувствовала насквозь каждый затаившийся трепет. Пропадала, умирала в руках, требовала жестокости.

- Я тебя боюсь, и испугать тебя боюсь. Я ищу такую же, как я, чтобы ничего не бояться.

- Солнышко, убей меня, если хочешь.

Детским голоском рассказывала взрослые сказки: о бабушке-японке, об отце, сбежавшем в Америку за тонны черной икры, о ребенке – несколько запутанных версий, противоположных, но настолько болезненных, что я безоговорочно принимала все. Дело не во лжи, фантазировать для нее – дышать. Ее жизнь всегда зависела от доброты мужчин, которые любят сказки.

- Мне-то не ври. Я сама когда-то вот так же приехала и выживала. Но мне не приходилось придумывать - только прятать.

Иногда проще соврать, чем объяснить, и в этом мы с ней похожи. Женщине нельзя верить – особенно если она не врет: трудно представить, что она тогда скрывает.

- У тебя что, новая любовь?

- Типа.

Виктор пытается приобщиться, она откидывает натренированными ногами и ласково увещевает:

- Не надо, меня Сережа не поймет.

- А Милу поймет?

- А с этим уже ничего не поделаешь.

Дети ее обожали до плача наперебой, она их заваливала подарками, сочиняла стишки, рисовала русалок, прикусив язычок в усердии. Игорек всем Ольгиным куклам   перекрасил волосы в темно-медный распущенный цвет Лианы. Обследовали все окружающие сады, аттракционы и зоопарки, и вскоре уже ничто не могло помешать этой почти семейной идиллии: наши мужики окончательно ушли в запой, как-то ночью отправились за водкой и укатили в Питер.

Сергей, проспавшись, вернулся, а Виктор так и завис на Васильевском острове у Лабзина, нашего свадебного свидетеля, променявшего блестящие перспективы на чистый спирт и жалость преданной подруги Татьяны. Названивали ежедневно, просили денег, оправдывались, что пьют по-черному, что заживо гниют ссадины после драки в темном подъезде, который именуется здесь парадным в соответствии с особо изощренным питерским воображением. Виктора не протрезвило, даже не удивило то, что Лиана ушла от Сергея, с мешком одежды и парфюмерии, и самым решительным образом намерена жить со мной.

- Я свободна. Как же он меня достал! Это же противоестественно – быть единственной женой в гареме.

- Только не зацикливайся теперь на мне, пожалуйста. Москва все еще принадлежит мужчинам и помогает тем, кто с этим считается. Это удобно, в конце концов. С профессией тебе уже повезло: приличные фотографы – как правило, злые натуралы.

- Пройденный этап, солнышко. Скоро в «Тумбе» «Обложка года», будут все главные глянцевые редакторы, сходим?

- Ты хочешь к теткам?

- Наверное, не получится. Понимаешь, на мужиков как-то наплевать. Пыхтит и пыхтит. А женщину любить надо.

Восточное хитрое великолепие не доставляло неудобств. Мало кто выдерживал ее кошачью независимость, что мне самой было хорошо знакомо – разве что под замком так долго не продержали. Странно, с нами же так легко, с женщинами вообще легко. Обожаю говорить то, что от меня хотят услышать.

- Наберись терпения. Любая нормальная женщина стремится к богатству – но лишь как к средству. Цели у нас, к сожалению, совсем другие, наши желания не исполнить ни за какие деньги. В одном по крайней мере ты выиграешь: в наше время богатый мужчина гарантированно не окажется закомплексованным неудачником. Все беды у нас, у девушек, от них.

- Но ты же убежала от богатого?

- Может быть, и ты убежишь. Когда он решит твои проблемы и будет грузить своими. Деньги нужны, потому что дают свободу. Значение имеет уровень распорядительного дохода: я не хочу знать, сколько у меня карманных денег. Будь готова к тому, что ни один придурок не даст тебе такой возможности. Остается пользоваться вечным правилом: чем больше бизнесмен вкладывает в свое предприятие, тем больше он им дорожит.

Переплетаю насмерть: скоро ей нужно бежать, нам вечно нужно бежать. Кажется, еще немного – и время провалится на два года назад на одну минуту, на одну маленькую минуту, но нет – ей нужно подальше от меня бежать.

- Тебе пора, опоздаешь.

- Хочешь, я останусь? Навсегда, хочешь?

- Конечно, хочу. Но ты хотя бы попробуй - я уверена, у тебя получится.

Преданная сторонница традиционных отношений, которых нет.

- Солнышко, ты хоть немножко любишь меня?

- Конечно, люблю.

Здесь и сейчас. А вечером тебя забуду. И до следующей встречи не вспомню тебя – ни разу.

Путешествует как проклятая по чужим постелям, а сваливается на голову – будто  из скита, въедается в тело диким зверьком, опасным кровожадным зверьком. Привычно лопочет обо всем, что выдумала невинного за это время, и снова – в погоню за горьким опытом приключений. Странное лето: наверное, так не бывает, но нам это нравилось. Пока не вернулся Виктор: застал меня в постели классически - правда, с Викой. В окружении разложенных Лианкиных шмоток и с подвешенным к светильнику вездесущим недвусмысленным крокодильчиком. Анекдота не получилось:

- Для лишения родительских прав хватит и длительного отсутствия: запой и блядки с чужой женой – уважительная причина? Ударь – я пойду и сниму побои, напишу заявление. На статью.

Знает, что не напишу, но звучит внушительно.

Сутки – разговариваем, как в добрые времена. Никакого развода, никакого раздела, никаких притязаний на меня, у каждого по-прежнему своя комната. Приглашаем изредка девушку и делимся.

- Да, но мои подружки с тобой не спят.

- Мы договариваемся или нет? Заведи нормальных подружек.

- Нормальных?

И дети хохочут вместе с нами от радости, что мама и папа помирились. Господи, ради них, ради такого возможного, такого простого счастья – конечно, попробуем договориться. Лианке придется теперь, приезжая, укладываться с детьми, он будет нас по комнатам пасти – тенью. Прикинусь спящей, она – в бродилках, мерцая от монитора утопленницей, и Виктор за дверью – каждые четверть часа.

- Но ты не сможешь. Смотреть не сможешь.

- Как-нибудь потерплю.

Почему он мне заранее никогда не верит?

- Послушай… Вообще-то я трахаюсь не так, как тебе хватало. Дело не в тебе, во мне. Боюсь, тебе останется только драться.

Физическая сила – их последнее преимущество, атавизм. Расписываются кулаками на женских лицах в своем сокрушительном поражении.

- Кто бы говорил, - и скалится новеньким зубным протезом.

- Только запомни, пожалуйста: ты дерешься, а я убью.