FotoModel 2006

Мила Гладуш

Эпизод Апексимовой: пять минут «Лимиты» надломили неокрепшую психику новой России – незадолго до классического «Основного инстинкта».  Блеснула звериным оскалом капитализма в леденящем образе бизнес-вамп.

- Вы себя видите в таких ролях?

- Великие женщины XX века: внешний лоск и трагедия в реальной жизни. Вам бы хотелось гениальности такой ценой?

- Дело в том, что эта цена не зависит, к сожалению, от гениальности. Такую жизнь, такой путь – проходят, в принципе, все артисты. Те же самые лишения, те же нереализованности и страхи под внешним глянцем. Алкоголь, аборты и анаболики - и, к сожалению, после этого не остается имени, как у Мэрилин Монро.

- Вы сами не захотели добиваться имени в Голливуде.

- Я поняла, что это бесполезно. Я сама приехала в Голливуд, Голливуд меня туда не тащил. «Святой» утонул во множестве фильмов на модную тему о русской мафии. Из меня не собирались делать Грету Гарбо. Я не знаю, почему. У них свои есть, наверное. Можно было бы положить на это всю жизнь: если бы мне было семнадцать лет, или если бы у меня была такая загадочная русская внешность. Я – человек совершенно  европейский.

 - Русскую внешность придумали?

- Ее всегда придумывали. В самых-самых наших фильмах: в сказках Роу, например. Нет, не она сейчас востребована, но это для Америки хотя бы какой-то четкий яркий типаж. Если смотреть на то, что делается сейчас у нас, вообще непонятно, что востребовано. У нас востребованность зависит не от интересности лица, даже не от зрительских ожиданий и популярности, и уж тем более не от характера человека - а от того, кто этого человека толкает. Кто у него кастинг-директор, насколько у него широкий кругозор, насколько он интеллигентен, воспитан. Востребованы те, кто нравятся.

- Вы на Западе не остались не потому, что там за карьеру нужно жизнь положить. Может быть, и отношение к успеху у нас другое?

- Я не могу сказать, что не разбила себе лоб по пути к цели. Я еще не достигла этой цели, но лоб разбиваю каждый день. И очень много таких людей. Я не осталась в Америке, потому что мне не интересно. Я – театральная артистка. Я не могла остаться там и забыть о том, что есть самое главное в моей жизни. У меня здесь был театр, у меня здесь были роли. Я не могла остаться там  и ходить на кастинги – как принято, периодически. И не знать, что делать все остальное время – у бассейна.

- Вы можете сформулировать свою цель?

- Естественно, не могу, и слава Богу, что не могу. Если бы я могла ее сформулировать, меня бы уже можно было отправить в Кащенко.

Типажи

Люди по привычке думают, что в телевизоре – настоящая Москва. А на самом деле очень многие артисты сегодня ушли из глянца, ушли с центральных каналов, из виртуальной реальности – в реальную жизнь: на подмостки, в клубы. В массовом сознании господствуют типажи.

- На телевидении работает внешняя картинка  Никто же не заставляет себя потрудиться, подумать: нужен ли этот человек кому-нибудь, что он из себя представляет, почему он совершает те или иные поступки. Пять типажей не из сериала в сериал переходят, вся мировая литература построена на пяти типажах: герой – героиня, субретка – простак (их можно назвать характерными героями), и пара стариков – обязательно. Наше время ничего не меняет. Другое дело, как именно используются типажи.

- Я не знаю ни одной такой дуры-домохозяйки, которая смотрела бы то, что ей показывают. А нам объясняют, что от домохозяек - рейтинги. Так спрос рождает предложение или все-таки наоборот?

- Я думаю, что телевидение диктует рейтинги. На страну опустился нескончаемый вечер юмора. Не хочется верить, что наши люди, наши зрители настолько просты, что им нравится эта чушь. Они смотрят «Идиота», «Мастера и Маргариту», они к чему-то стремятся, чего-то хотят. Больше всего удивляет, что тех, кто сверху, это удивляет: рейтинги сериала «Мастер и Маргарита» прорвали фильтры, и выяснилось, что они сравнимы только с выступлением Президента в Новогоднюю ночь. Они же искренне недоумевают: как же так, чем только их ни кормим, а они все равно выбирают хорошее кино. Видимо,  недостаточно поработали, недотупили. Ставятся великолепные пьесы – их на главных каналах нет. Это не надо никому. Так считают те, кто промывает наши мозги. Более того, я уверена, что они - глубоко интеллигентные, разумные люди, и, как бывает в подобных случаях, едва ли кормятся своей продукцией.

- Может быть, переждать?

- А как переждать? Жизнь-то проходит. Я не могу себе позволить пережидать восемь лет, потом еще восемь. Я буду жить своей жизнью – а как иначе? Я пережила совершенно жуткий перестроечный период, когда вообще подохло все, когда снимали только дешевые, пошлейшие фильмы. Мне повезло, я переждала, потому что была востребована во МХАТе. В театр не ходили зрители абсолютно, мы играли для полупустого зала. Я была молодой начинающей артисткой, мне было достаточно того, что я выхожу на сцену.

- Зрители пошли в театр в начале 90-х, на Виктюка, на новые имена: Маковецкий, Метлицкая, Курмангалиев. Это был совершенно другой театр.

- Это умный театр. Это театр интеллектуальный. Многих вернул в театр именно Виктюк.

- 90-е годы можно назвать расцветом. Сейчас – опять какое-то затишье. При коммунистах был застой, а теперь – отстой.

- Отстой. Очень точное слово. Это большая проблема, постоянно мы пытаемся рассуждать на эту тему и разобраться, что происходит. Я не нахожу выхода. Я не могу объяснить – хотя бы себе, не кому-нибудь, – почему так произошло. Почему, откуда вдруг выросло поколение бездарных людей. Людей неинтересных. Нету Виктюков, нету Фоменко, ну нету их. Может быть, потому что не учат, может быть, по-другому учат. Может быть, потому что востребованы совсем другие. Как получилось, что в кинематографе в большинстве своем работают люди, которые элементарно профнепригодны?

Я не снималась года три – и попала: в сериал «Есенин», попала в вагон на Петербург, везущий на съемки группу артистов. Практически все – узнаваемые, удивительно знакомые лица, и все – возбужденно рассказывали друг другу о том, кто кого успел сыграть. Я очень долго вспоминала, кто эти люди, потом узнала: где-то они бегали у меня в массовке. Эпизодники – они теперь стали артистами, они теперь стали звездами, за три года выросло целое поколение сериальных звезд. Но на самом деле на съемочной площадке они ни-че-го из себя не представляют. Режиссеры удивляются уже тому, что я знаю текст. Если я повторяю на крупном плане один в один то, что я делала на общем, два, восемь, десять раз – неважно, это моя профессия. Удивляются: «Откуда такая артистка?» Как можно этому удивляться? Меня этому учили, мне за это платят деньги, это моя профессия. Это не талант, это не гениальность, это ничего особенного. Просто хорошая актерская школа. Счастье, когда на съемках встречаешь просто живое лицо – не идиота, который из себя что-то корчит. Но основная сериальная масса – повальное движение вниз. Оно профессию вычеркнуло в принципе. Парикмахеры - поют, все поют. Даже замечательный режиссер Юрий Грымов позволяет себе заявлять, что ему не нужен профессиональный артист, он готов любого снимать, с вокзала.

- В «Муму» он вам слова не дал сказать, как Герасиму. И в этом – всевластие режиссера: вы не знаете, что из вас сделают на монтажном столе.

- Это несчастье, конечно. Потому что в театре я могу хотя бы за себя отвечать. Все-таки, что бы из меня ни делал режиссер, но в эту секунду, стоя на сцене, я отвечаю за себя. И то, что чувствует зал, зависит только от меня. В кино ни-че-го не зависит от артиста. Он может вывернуться наизнанку, но не останется ни-че-го.

Власть

Ирина Викторовна Апексимова учредила театральное агентство «БалАст», затем – кинокомпанию «Profifilm». Видимо, собственное, женское управление показалось ей более рациональным.

-  Вы решили свой образ взять в свои руки? И управлять манипуляторами – режиссерами?

- Я просто позволяю себе делать то, что я хочу. И не могу сказать, что я ими управляю. Власть – не самоцель. Это очень сложная процедура. Все-таки я покушаюсь не на Пупкина, а на Романа Григорьевича Виктюка. Управлять Виктюком – Боже упаси. Я просто стараюсь попасть на его волну, и, нужно отдать ему должное, он уважает меня как актрису. За что ему огромное спасибо и низкий поклон. Я не управляю им, просто он талантливее и умнее многих, кто пытался со мной работать.

- Он в вас видит менеджера?

- Нет, какой на фиг менеджер, я вас умоляю.

- Но вы же создали театр, просчитываете репертуар, бизнес-план, наверное, составляете.

- Я до сих пор не знаю, что это такое. Я примерно представляю, сколько нужно потратить на спектакль, чтобы как-то потом отбить эти деньги. Но понимаю я это не изначально, а уже пройдя какой-то путь и достаточно набив шишек.

- Вы подбираете репертуар под себя?

- Конечно.

- Вам не хочется открыть другую звезду, помочь ей?

- Совсем не хочется. Все звезды помогли себе сами, и пусть они сами по себе остаются. Я подбираю себе в партнеры артистов, с которыми мне интересно, и стараюсь не работать со звездами. И спектакль под кого-то ставить не буду. Ну мне – зачем? Есть я, и я еще могу многое. Под Диму Певцова – зачем? Под него ставит спектакли Марк Анатольевич Захаров. У меня есть замечательные артисты, просто у них не звездные имена.

- А что значит «звездные имена»? Кулинарные шоу и желтая пресса?

- Сейчас – да. И часто приходится ставить на афишу известное, растиражированное имя, чтобы привлечь публику. Это  необходимое условие процесса – антрепризного, и не только антрепризного. Я стараюсь эти правила нарушать, потому что иначе опять попадаю в зависимость – от звезды. Я – актриса, которая вкладывает деньги в то, чтобы выйти самой на сцену в свое удовольствие. Гастролирую со своей труппой в одинаковых условиях и уверена, что популярность моего имени не должна нести за собой какое-то отдельное существование.

- Звездой себя не позиционируете?

- Тогда можно попрощаться. Тогда за тобой не пойдет ни один человек, никогда.

- Женская власть: окружить себя  сильными. У вас так?

- Пожалуй. Не ожидали?

- Фактуру же никуда не денешь, вас действительно боятся.

- Да и Бог с ними, пускай боятся. Боятся люди трусливые, слабые. Хотя… неправильно я говорю сейчас. Вокруг меня очень много людей: и сильных, и слабых – разных. Боятся – недалекие.

- А вам приходится сталкиваться с хамством?

- Приходится: в обычной жизни, в быту. Иногда могу и убить, но чаще всего – теряюсь, честно скажу. Потому что это редко случается. Может быть, и потому, что я росла в другой среде: меня воспитывали люди, которые меня любили, обожали, и все вокруг было создано для меня. Когда хамят, я просто теряюсь. Потом разговариваю сама с этим человеком, переигрываю, думаю, что я должна была ему сказать.

- Пробивная сила предполагает, что надо уметь переступать через людей и самой, наверное, хамить иногда.

- Не все же в бизнесе – хамы. Получается так, что пробивная сила тут ни при чем. Я ничего не пробиваю. Я нигде ни у кого и ничего не прошу. Деньги на постановку я зарабатываю сама: съемками в кино, театральным репертуаром. И вкладываю в свой театр.

- Если не удалось разрушить мифический имидж бизнес-леди, вы его реализовали?

- Да какая я бизнес-леди? Я – артистка. Я не знаю, что будет дальше, понятия не имею. Нельзя же сидеть и ждать. Приходится жить – в реальной повседневной жизни. Не то чтобы выживать, но хочется жить красиво, жить хорошо, хочется путешествовать. Приходится – да, работать очень много. Насколько меня еще хватит, я не знаю. Пережидать у меня нет возможности, потому что вокруг меня очень много людей, за которых я ответственна, и ответственна каждый день.

- Вы готовы браться за любую работу?

- В кино - ну практически за любую. Да, я хотела отказаться от замыленного образа сериальной стервы, но, к сожалению, не могу сама снять для себя кино. Скажем так, я к этому пока не готова. Значит, приходится выбирать из того, что предлагают: это моя профессия, я должна работать. Вот с Виктюком готовим новый спектакль – это хорошо. Очередная авантюра: французская пьеса о сумасшедшей пианистке, которой шестьдесят лет, которая уже ничего не помнит, кроме своей музыки. Я буду играть эту даму. Она никого не убивает, никого не насилует, она никому не мстит, не сидит в тюрьме. Все очень хорошо.

Съемка:

- Любите себя?

- Обожаю. Каждый день обожаю, с утра до вечера.

Страсть

А вечером – сцена. И за эту свободу настоящей живой любви – что угодно: рыбой торговать, чечетку отбивать в гей-клубах. Костюм Кармен – не имидж, а благопристойный предлог обнародовать право на грех и легализовать его  воплощение - в цыганке, уволенной за поножовщину с сигарной фабрики. Опять-таки, бизнес-леди: поучительный горький пример сексуального управления коллективом честных контрабандистов.

Снова станет пульсом в темном и плотном зале - жестокая, реальная страсть.

- Кстати, почему вас миновала дурная слава? Вы же не раз решались на эпатаж.

- Я стараюсь в реальной жизни не делать ничего специального ради соответствия своему экранному образу.

Фото: Саша Южакова.