Мила Гладуш

ДОМ@Интерьер №1 2001

 

У нее есть все от Бога. Бешеный талант и бешеный темперамент. Ангельский характер и скверная репутация. Полное отсутствие интереса к своей абсолютной славе. Четкая музыка и несколько вечных строк. У этой девочки есть все, о чем не мечтают.

Нет только места, где от такого одурения можно спрятаться и послать все к черту. У Земфиры нет своего дома, и она действительно когда-нибудь убьет соседей – за то, что их нет.

Симфонический оркестр напрашивается в ее тоску, самые легкомысленные песенки почему-то особенно жестоки. Разорванный такт, подкожная музыка с эффектом присутствия в ее душе, хотя на самом-то деле никого она туда не пускает. Этому и научилась к 24 годам, пора уже: петь лучше всех и давать по морде, когда мешают.

Офис Земфиры. Одна огромная квадратная комната с потолком 3.80, белый компьютер, черная мебель, и все собравшиеся – в черных джинсах и свитерах: Земфира, художник Марат Бекбергенов, советница Настя Калманович. В черном нет ничего мрачного, просто – удобная творческая униформа, чтобы не отвлекало яркое. Мы решили выдумать Земфире дом.

- Разве у меня нет ничего о доме? Есть, где «мы не в одной постели»…

- Нет ничего. А там вы разбегаетесь из окна.

- Странно, никогда об этом не думала. У меня нет даже в плане покупать квартиру. В Москве можно было бы, имея 8-10 друзей, переезжать с места на место в гости, жить понемножку. У музыкантов моих, например. Они все поселились на западе Москвы, так что если покупать квартиру, то тоже там, большую, метров 150, в какой-нибудь современной красивой новостройке. Только не эти суперкрутые из двадцать восьмого века, пусть сами живут в своем двадцать восьмом… Вообще-то что мне на самом деле нравится, так это типичный старый московский двор. Я была недавно в гостях у Сергея Соловьева, вот у него – где-то в переулках, в центре – типичная старая московская квартира: портретики в рамочках, мебель старинная, кухня синяя, ну прикольно, мне понравилось. Там выход из окна мало того что на крыши, там еще и зелень. У нас в Уфе есть такой старый район, я там родителям купила квартиру. Сталинские дома или начала века, маленький дворик, обязательно квадратный…

- На Арбате где-нибудь?

- Я не знаю, я только у Соловьева была. Я же бываю в Москве дней пять в месяц, а во-вторых, мне себя достаточно.

- Можете хотя бы по ночам прогуливаться?

- И хорошо бы чердак для гостей, если остаются. Хотя неудобно как-то загонять их на чердак, пусть лучше там будет моя спальня. Но тогда нужна лестница, а с лестницы можно и упасть.

- Боитесь падать?

1.Гостиная

- У меня нет никакой особенной тусовки. Есть друзья, музыканты, и общаемся мы чаще всего по делу, в клубах или в студиях. Будет у меня гостиная – будем собираться у меня в гостиной. Большая квадратная комната с большим телевизором, и из мебели – только мягкая: глубокие синие диваны.

- Представительство для VIP-гостей?

- VIP-гости, они же – музыканты. Я бы предпочла, чтобы они снимали обувь в прихожей. Камины я не люблю, хотя понимаю, за что их любят Шерлоки Холмсы. Наверное, огонь в какой-то степени им что-то концентрирует. У меня будет плоский аквариум с морскими животными и огромное пустое окно.

- Во всю стену, от пола?

- Опять-таки: можно и упасть… Столики какие-то стеклянные нужны для стаканов. А все остальное пусть подбирает человек, который в этом разбирается и хорошо меня знает, и пусть это будет недорого. Дело не в дешевизне, просто меня раздражает, когда делают вещи для какого-то определенного класса. Есть люди, класс людей, которых прет от того, что они могут заплатить полторы штуки за штаны. Видимо, это им придает какую-то внутреннюю силу. Мне не нравится, когда вещь стоит дороже, чем она стоит. Это неправильно, это делит людей изначально, в этом какой-то понт есть дешевый. Пусть в гостиной будет мало вещей, все противоударное и огнеупорное, на всякий случай. Для друзей ничего не жалко, но журналисты могут прийти.

- Журналисты плохо себя ведут?

- Напротив, подчеркнуто любезно. Они убегают гадить в свою редакцию. Я не говорю, что все журналисты так работают, но большинство, подавляющее большинство, вы простите.

- Вы не очень удивитесь, если я скажу, как много в Москве паршивых певиц?

- Ну да. Журналисты пишут паршиво, но молча, не поют хотя бы. А певице продюсер ретуширует лицо в клипе и сорок раз в неделю вкручивает народу, что это голос. Я никому не говорю, сколько вложили первоначально в проект «Zемфира», это смешная сумма для шоу-бизнеса, я ее вернула за несколько месяцев - и все. Я считаю, что между моими песнями и моими слушателями не должен стоять журналист. Когда обо мне еще никто нигде ничего не написал, во всех машинах крутили «маечки». Журналисты пишут гадости, а я пишу песни, и лучше нам не пересекаться.

- Кстати, в гостиной ставить журнальный столик? Вы храните публикации о себе?

- Никогда. И читаю, только если попадается в Интернете, так что пусть в гостиной стоит компьютер.

- Но есть какая-то любимая публикация?

- Да, первая, с Андреем Бухариным, в журнале «ОМ».

- Почему вы не вернете ситуацию под контроль?

- Я никогда и не пыталась создавать имидж. Что такое имидж?

- А что такое «искала»? За месяц – новый славянский тип с нордическим темпераментом?

- Просто настроение тогда было такое, наверное, потому что не то искала, и сценарий понравился. Я сценариев не пишу, их приносят несколько на каждую песню. Потом настроение изменилось, и понравился сценарий «хочешь?»

- Там, кстати, комната пустая, как и в «аривидерчи». Почти как ваша нарисованная гостиная.

2.Кухня

-Спальня будет далеко, высоко на чердаке, и кровать – маленькая, чтоб меня никто не трогал. Никаких ковров, но над кроватью – пара плакатов, которые меняются в зависимости от увлечений: Мэрилин Монро или Мелани Си на худой конец, как про меня, про девушку, пишут. Кстати, женственность – это ужимки и кокетство, неужели правда?

- Сегодня? Терпение до последней черты, которую лучше не переступать. Кстати, вам не нужна комната для выхода из себя?

- Нет, я лучше сорвусь на ком-нибудь живом и конкретном, и стены войлоком обивать не надо. Сплю я крепко, не пишу и книг на ночь не читаю. Пускай стоит одна кровать. Пустые стены и глухие шторы.

- Хороший сценарий на клип «созрела».

4.Студия

- Контекст понятен: секс, наркотики, рок-н-ролл. У меня свой кайф. Кайф – это легкое восприятие жизни. Милиционеры утомили. На концертах они расспрашивают моих администраторов, зачем мне дали уколоться. Я понимаю, что самое глупое в моем случае – засучивать рукава, показывать вены. Я не комментирую это вообще. Я вообще не комментирую концерты, живые концерты. Их у меня много, по всей стране, по два часа моей настоящей жизни, когда между мной и моими слушателями никто не должен стоять. Но на сцену выходят непременно организаторы и сержанты, пытаются установить какие-то свои рамки, свои правила, а если не получается, устраивают такой скандал, в котором бессмысленно оправдываться.

- Под кайфом сознание идет пунктиром, не строго по такту, как и в вашей музыке.

- Суть в том, что я не люблю длинных вступлений, не люблю длинных композиций. Это касается музыки, это касается манеры изъясняться тоже.

- В ваших строчках ключевые слова связаны только ассоциациями.

- Я не вычеркиваю из предложения слова для того, чтобы стало непонятно. Мне кажется, что у меня-то все конкретно. Мне кажется, что достаточно любить язык и иметь голову, чтобы правильно выбирать слова. Я не знаю, что это за стиль, но, наверное, все это уже было.

- Когда приходит первая строчка, знаете, чем кончится?

- Нет. Но если строчка приходит, значит, песня уже будет.

- Вы пишете за компьютером?

- Не всегда. Но компьютером пользуюсь активно. В моей студии должно быть такое узкое, как бойница, окно с подоконником, чтобы можно было на нем сидеть и придумывать строчки.Значит, у окна, под рукой, компьютер, дальше – синтезатор и две гитары. Звуконепроницаемые стены – обязательно. Это – рабочая зона, тут будут собираться мои музыканты. Никаких диванчиков, пусть работают. Можно два высоких неудобных табурета, как в баре.

- Телевизор нужен, как связь с временем?

- Нет. Но окно должно выходить на проезжую часть. Пусть под окном, внизу, всегда будет движение. И еще у окна должна стоять на штативе большая подзорная труба.

- Чтобы разглядывать движение?

Итак, нарисована холодная, высокая новостройка, в которой – все необходимое и только необходимое для представительского класса звезды. На очереди – квартира для себя, в старом московском дворике, четвертый этаж четырехэтажного кирпичного дома, без лифта.

- И без балкона. Только пусть в окне шевелятся листья. В четырехэтажных домах потолки обычно тоже под четыре метра, а у меня от таких помещений развивается фобия.

- Можно подобрать высоту 3.20.

- Нормально. В углу надо поставить тахту, маленькую, но раздвижную, на случай тайных свиданий. У окна – пианино, деревянное, старинное, с хорошей клавиатурой, как то, на котором я училась играть. И холодильник «Полюс».

- Где поставить компьютер?

- Там не нужен компьютер! У меня есть ноутбук, даже два. Если понадобится, я один привезу с собой, но рисовать сюда его не надо… Может быть, мы поговорим об этой квартире в следующий раз?

- То, что вы сдерживаете, другие выстраивают, тщательно и безуспешно.

- Я не выстраиваю. Это сама квартира не выстраивается.

На рок-концертах не падает занавес, Земфира не раскланивается и не берет цветами. Она отдает все, что у нее есть, точными фразами срезая кожу, которая мешает видеть красное мясо любви. Каждый в зале, разминая пальцы, чувствует себя садистом и виртуозом, потому что иначе чего бы ради эта девочка сошла с ума?

Мы ее придумали – раньше. Ожидая героя нашего времени, приготовили для него анкету и сами заполнили. Обставились экранами и мониторами с голодным виртуальным пространством. Мы давно ждали посмотреть, как в чертановском тоннеле топчет чужие машины ходячий имидж.

На вычисленную роль неожиданно подошла живая девочка. Легко заполнила пустоту и уже не может обходиться без мониторов, чтобы всегда иметь под рукой завоеванное пространство. Мы ее туда поселили и не выпускаем шататься по холодной Москве в поисках привязанного к земле дома.

Земфира еще разнесет экраны. Она давно уже опережает график придуманных для нее грехов и научилась играть в чужую игру, не соблюдая правил. Сцена – единственное место на свете, где она не будет играть. Нам, страдающим от нехватки модных ощущений, так хотелось дразнить бесенка. Мы получили пульсирующее, пугающее месиво потусторонней любви. Уличный воробей с залатанной кожей, ломая пальцы на горле, превращается в трагическую певицу, в одну из нескольких без порядкового номера на спине.

Мы еще пытаемся удержать трагедию в рамках фарса. Удивляемся, что, не отстреливаясь и не огрызаясь, со сцены она уходит в себя. Больше некуда. У Земфиры нет своего дома. Но он появится, потому что в новом веке вместо скитальца героем становится отшельник.

Живая девочка прячется от нас в нарисованной нами комнате, а мы включаем на полную мощь ее приглушенный голос, не догадываясь, что о самой мучительной любви говорят шепотом, и самое мучительное в любви – шепот, не переходящий в крик.

 Фото: Надя Лебедева.